Из воспоминаний режиссера Эльдара Рязанова: «Помню, как мы с Андреем стояли в Звенигороде после обеденного перерыва под навесом какой то столовой (накрапывал легкий дождичек) и беседовали, пока наши итальянские партнеры еще заканчивали малоаппетитный (несмотря на усилия администрации съемочной группы) обед. После обеда мы должны были ехать на съемку взрыва бензоколонки. Андрей рассказывал мне о забавном случае, в котором высветилась невероятная любовь народа к Юрию Никулину.
Рано утром в Сочи, вспоминал Миронов, Проходила съемка одного из эпизодов “Бриллиантовой руки”, где были заняты и Никулин, и Анатолий Папанов, и Андрей. Вдруг сквозь толпу зевак, собравшихся поглазеть на своих любимцев артистов, сквозь милицейское оцепление, прямо к съемочной камере прорвался какой то алкаш. (Все это происходило в семь часов утра!)
Этот алкаш увидел своего кумира Юрия Никулина и, отодвигая локтями Папанова и Миронова, подошел к Юрию Владимировичу и, любовно глядя ему в глаза, произнес: “Здорово, разгильдяй!” Честно говоря, слово было применено более крепкое. Оно выражало, конечно, высшую степень обожания артиста. Андрей сказал, что и он, и Папанов ощутили легкие уколы зависти. Ведь этот самый алкаш их как бы не заметил и не удостоил подобного внимания. Мы с Андреем похихикали над этой историей. А в это время какой то звенигородский человек в тренировочном костюме, ехавший мимо нас на велосипеде, где на ручке позвякивал бидон либо для пива, либо для молока, неожиданно притормозил и уставился в упор на Миронова. Убедившись, что он не ошибся, этот человек с удовлетворением произнес вслух:
— Вот так хрен к нам пожаловал!
Можете поверить, что слово “хрен” я применяю здесь вынужденно, чтобы редактор не ругался. На самом деле выражение было более сочное. Все это прозвучало как естественное продолжение случая, только что рассказанного мне Мироновым. Я расхохотался и сказал:
— Ну, Андрей! Теперь твоя популярность, пожалуй, сравнялась с никулинской!»
Из воспоминаний актера Юрия Никулина: «Как-то на съемках я вспомнил старый одесский анекдот: “Мать говорит мальчику: „Вот, Яшенька, учись хорошо. Если будешь хорошо учиться, в честь тебя назовут какую-нибудь вещь, как уже назвали Сема-лет, Пиля-сос, Циля-визор“”.
Миронов тут же подхватил: “Беня-диктин”.
И пошло. Все изощрялись, как могли, и победителем становился тот, кто говорил что-то последним. Фантазия у всех уже истощилась, когда ночью в номере Никулина зазвонил телефон и Андрей сказал:
— Семья: мама-Лыга, папа-Роса, Апель-сынчик..
Сказал и положил трубку. Он выиграл.»
«Помню, на “Бриллиантовой руке” мы с ним долго спорили. Андрей мне говорил: “Вам повезло с песней — ее все будут петь, а мою не будут”. Я возражал: “Почему? Песня прекрасная, и мы ее в группе уже поем”. “Нет,— уверял меня Андрей,— ваша все равно быстрее дойдет”. Интересно, что его песню Гайдай хотел убрать, хотя фонограмма была уже записана. "
Получается вставной номер», — говорил он. Но мы всей группой упрашивали его оставить песню. Когда эпизод стали снимать и Миронов под фонограмму начал танцевать, для меня было просто открытием то, как он двигается. А когда сделали первый дубль, вся съемочная группа аплодировала. Все были удивлены и поражены, его выступление захватило всех. Но и в каждом следующем дубле он находил что-нибудь новое, импровизировал.
После выхода на экран «Бриллиантовой руки» звезда Миронова на небосклоне стала подниматься, его признали.
Из воспоминаний Василия Ливанова: Решил как-то подшутить над Мироновым. Он позвонил ему в день рождения 8 марта и сообщил, что нужно немедленно поехать на «Мосфильм» для съемки, поскольку вся труппа ждет. Миронов поверил и помчался на студию, но его не пустила охрана, поскольку день был праздничный и выходной. Миронов задумал мщение и скоро осуществил его. Однажды он как бы ненароком столкнулся с Ливановым на студии и при этом что-то с наслаждением жевал.
— Ты что жуешь? - спросил голодный Ливанов.
— Шоколад, — ответил Миронов. - Из Швейцарии привезли, великолепный вкус…
— Дай-ка, — попросил Ливанов.
Миронов полез в карман, вытащил заранее припасенный кусок коричневой плитки и протянул Ливанову. Тот запихал плитку в рот и едва не сломал зуб. «Швейцарский шоколад» оказался обыкновенным сургучом.
Из воспоминаний Аркадия Хайта: Однажды актер Игорь Кваша, как говорится, «зажилил» свой день рождения — никого не пригласил. Андрей Миронов, который помнил об этом, немедленно собрал самых близких друзей Кваши и предложил им сыграть в импровизированном миниспектакле.
В назначенный час незваные гости явились к имениннику, отпихнули его от двери и стали располагаться на полу. Соорудили на скорую руку закуску, вытащили из карманов вино, разлили. Миронов встал и начал произносить тост, причем все усиленно делали вид, что не замечают присутствия в комнате растерянного Игоря.
Андрей сказал теплые слова о мужской дружбе, о совести, о том, что встречаются изредка и среди хороших людей «порядочные сволочи», но все-таки предложил выпить за одного из таких.
Все дружно выпили, потом встал следующий оратор и тоже предложил выпить, но теперь уже за папу и маму «сволочи». Затем выпили за здоровье всех близких «сволочи», за успехи в жизни, за талант. И все это с непроницаемыми лицами, не обращая внимания на хохочущего и бегающего вокруг Квашу.
Затем, когда все уже было выпито, друзья выпросили у жены хозяина бутылку вина и, учитывая позднее время, заплатили за нее втридорога.
В конце концов хозяин был прощен и принят в круг празднующих. День рождения, благодаря фантазии Андрея Миронова, удался на славу.
Из воспоминаний актера Михаила Державина: «Я обожал разыгрывать Андрюшу, потому что он не мог удержаться от смеха. В спектакле по пьесе Александра Штейна “У времени в плену” Андрей в роли юнкера должен был мне, офицеру, рапортовать. Каждый раз я старался что-то придумать. То налеплял какой-то нос невероятный, то отворачивал рукав офицерского мундира, а на руке у меня шерсть, то серьгу пиратскую в ухо вдену. Или гимнастерку расстегну и покажу ему приклеенную “мохнатую грудь”.
Миронов сразу же давился от смеха. И все ждал от меня подвоха.
И вот Валентин Плучек (режиссер-постановщик спектакля. — “Ъ”) сообщил нам, что сегодня мы играем последний раз, приглашены важные гости. Андрюшка мне говорит: “Прошу, ничего сегодня не делай!” Перед началом зашел ко мне в гримерную, убедился, что все в порядке. Но на меня-то весь гримировочный цех театра работал! И вот я убегаю со сцены, за кулисами мне мгновенно надевают на голову неправдоподобную лысину — такую утрированную, ленинскую — с громадной шишкой на лбу! Сверху все это я прикрываю обычной офицерской фуражкой. Начинается наша мизансцена. Я подхожу на сцене к Андрею, он на меня смотрит: вроде все в порядке. Начинает монолог. И тут я на секунду снимаю фуражку и протираю лоб платком. Что было с Мироновым, когда он увидел мою шишку! Зрители ничего не поняли. А за кулисами все просто лежали».