В разгар Берлинского фестиваля на российские экраны выходит фильм, представленный еще на Венецианском,-- «Мастер» Пола Томаса Андерсона. Возникшая полугодовая пауза навела АНДРЕЯ ПЛАХОВА на мысли о некоторых закономерностях в творчестве знаменитого режиссера.
Хотя Андерсон уже был автором очень приличного фильма «Ночи в стиле буги» (1997), всерьез о нем заговорили в 2000 году, когда на Берлинале наградили главным призом «Магнолию». То был настоящий прорыв к кинематографу нового века, причем с самой неожиданной стороны. Режиссер использовал структуру рутинного сериала, чтобы выстроить драматичное сцепление судеб не в плоскости сюжета — а на уровне нервных клеток. Поражала доходящая до цинизма легкость, с какой Андерсон вскрывал самые потаенные закоулки человеческой души — и тут же превращал депрессивную драму в эксцентричную эскападу. Все прибалдели от сцены дождя из лягушек — и еще больше от признания режиссера, что вместо лягушек с неба должны были падать собаки, только денег не хватило.
Следующим шедевром Андерсона стала «Нефть», которую он выкроил из соцреалистического романа Эптона Синклера и превратил в физиологическую притчу об одиночестве как изнанке осуществленной американской мечты об успехе. Андерсон и гениально сыгравший миллионера-нефтяника Дэниел Дей-Льюис задали такую планку ожиданий, что работу над «Мастером» режиссеру пришлось окружить завесой тайны, которая, естественно, только способствовала распространению недостоверных слухов и нагнетанию скандальности. Намеки на биографию Рона Хаббарда вызвали недовольство сайентологов. Выбор на одну из двух главных ролей Хоакина Феникса, недавно фраппировавшего общество провокационными выходками, добавил еще больше остроты. Решение снимать «Мастера» в экзотическом формате 70 мм перепугало прокатчиков и вызвало сладострастный зуд у синефилов.
Сейчас, когда прошло время после венецианской премьеры и упал градус истерии, можно сказать: перед нами талантливый эксперимент Мастера, каким, несомненно, является Андерсон, но это все же не лучший его фильм. Напомним, в картине два главных героя, и обоих играют выдающиеся артисты. Хоаким Феникс предстает в образе демобилизовавшегося моряка Фредди, ушибленного Второй мировой, инфантильно влюбленного в провинциальную девчонку, озабоченного не только сексуально, но и духовно, как это ни странно при его похабных повадках.
Встреченный на его тернистом пути глава некоей секты харизматик Додд Ланкастер в исполнении Филипа Сеймура Хоффмана — как раз тот Мастер, отец-хозяин, который нужен Фредди, чтобы стать нерассуждающим слугой, подопытным кроликом — совершенным представителем той паствы, в которой нуждается любой проповедник. Выходит, оба героя нашли друг друга, образуя идеальный, почти любовный союз — естественно, в метафорическом и платоническом смысле, так что с точки зрения опасности пропаганды гомосексуализма на это кино можно пускать хоть малолетних детей.
Проблема «Мастера» в том, что между двумя равнозначимыми персонажами нарушен баланс. Феникс очевидно переигрывает Хоффмана, и оскаровские академики правы, выдвинув Феникса на премию за главную роль, а Хоффмана — за второстепенную, хотя должно было быть наоборот. И дело не в талантах и диапазонах актеров, а в задачах и условиях, которые перед ними (или в которые они) поставлены. Фредди фигурирует на экране как органичное в своей непосредственности человекоподобное животное. В первой же сцене на гавайском пляже он травит анекдот про мандавошек и на глазах сослуживцев «совокупляется» с выложенной из песка женщиной; пукает во время устроенной ему Доддом исповеди; предлагает потрахаться девушке, стенографирующей трактаты о пути человека к совершенству.
«Глупое грязное животное»,-- говорит о нем Мастер, таковым Фредди и является, но хорошему актеру тут есть где развернуться. Это поистине творческая личность: взять хотя бы адский коктейль, который Фредди готовит из машинного масла, лака для волос и медицинского спирта: такое горючее заведет любой мотор. А вот Хоффману не позавидуешь — роль философа и проповедника, гипнотизера и ловца душ, автора доктрины TheCause лишена того стержня, который позволил Полу Дано выразительно и экономно сыграть алчного священника в «Нефти». А ведь именно оттуда тянется ниточка явно волнующей Андерсона темы сектантской манипуляции.
Самое слабое звено в «Мастере» — как раз то, что связано с образом главного (все-таки главного!) героя и его окружения. Воззрения, исповедуемые сектой, туманны не только сами по себе, но и с точки зрения восприятия тех, на кого должны безотказно действовать. Среди апостолов Ланкастера нет запоминающихся, это какая-то хаотичная толпа родственников и прихлебателей, да и жена Мастера в исполнении перехваленной Эми Адамс не самая выразительная из женских фигур, созданных воображением режиссера. Вся его энергия ушла во Фредди.
Похоже, работа начиналась как монофильм (жанр, в совершенстве освоенный Андерсоном в «Нефти»), но потом увлечение Фениксом стало все больше оттеснять Хоффмана с ключевых художественных позиций — и оттеснило слишком далеко. И причина, скорее всего, в том, что режиссер предпочел не докапываться до последней правды, поместив образ героя в слишком аморфное пространство — между пророком и шарлатаном.
Разумеется, Андерсон с присущим ему блеском аранжирует картину визуально и музыкально, ее можно смотреть как роскошную визионерскую фантасмагорию или слушать как великолепный микс симфонической, джазовой и популярной музыки. Но человеческий дисбаланс в сюжете слишком велик, чтобы воспринять «Мастера» как гармоничное произведение, и предложенное критиками сравнение с «Гражданином Кейном» Орсона Уэллса явно хромает. Недаром Франсуа Трюффо предупреждал, что в фильме должно быть нечетное число главных персонажей, потому что, когда их двое, обязательно какой-то один подавит и заслонит второго.