Каждый фильм Александра Митты становится событием. С именем режиссера связано советское кино для детей и юношества. «Друг мой, Колька!» и «Звонят, откройте дверь» были при этом любимы не только подростками, с интересом наблюдавшими за взаимоотношениями своих ровесников, но и взрослым, которые находили в картинах четкие исторические параллели и символы времени. Трагикомедия «Гори, гори, моя звезда», в котором Митта собрал поразительный актерский состав (Табаков, Ефремов, Леонов), за внешней простотой и яркостью скрывала историю художника и власти - актуальную во все времена. Александр Митта снял и первый советский фильм-катастрофу - «Экипаж», ставший лидером проката 1980 года, и, по сути, первый по-настоящему качественный российский телесериал «Граница. Таежный роман», за который режиссер был удостоен Государственной премии.

28 марта Александру Мите исполняется 80 лет. Накануне своего юбилея режиссер рассказал РИА Новости о своем новом фильме, роли художника и сериальной идеологии. Беседовала Мария Токмашева.

— Юбилей вы встречаете в активной работе - делаете новый фильм. Хотелось бы про него узнать подробнее.

— "Шагал-Малевич" — это полнометражный художественный фильм без сериального увеличения. Обычно делают фильм с расчетом на 4-6 серий. А мы делаем только фильм, потому что, я думаю, для телевизионной аудитории вряд ли эта тема представляет интерес, а для серьезного зрителя от школьного возраста и до глубокой старости это, по-моему, должно быть интересно. Шагал — большой, любимый всеми художник, который соединил традиции русской, еврейской живописи и парижской школы. Наверное, он один из пяти самых ярких представителей европейской живописи XX века, в одном ряду с Пикассо, Матиссом, Браком, Леже. Очень крупный художник. А Казимир Малевич — это художник-революционер, основавший абстрактную живопись, в одиночестве выносивший эту идею, со всеми признаками художника, который совершает революцию в искусстве, идет вперед, видит цель и ничего другого не замечает. Он встречается с Шагалом накануне своей всемирной известности и славы в 19-м году, когда он только отрабатывает свою художественную концепцию «супрематизм» - движение, которое является азбукой абстрактного искусства. Он понимал, что то, что он совершает в искусстве, это надолго, на века и на очень большой размах. Его амбиции были чрезвычайно велики. Он считал, что супрематизм должен представлять всю Землю перед всем Космосом. Не менее того.

Естественно, когда два таких художника сталкиваются, возникают проблемы, конфликты, интересные истории. На наше счастье никто этой историей до нас не заинтересовался. Почему, я понять не могу. Известные факты - жесткие и сильные. Шагал основал в Витебске школу искусств, позвал туда художников-авангардистов и, соответственно, Малевича. Малевич пришел, посмотрел, и так как он понимал, что его задача гораздо больше, чем просто преподавание в этой школе, то он просто оттеснил Шагала и забрал эту школу себе. Это не было никаким рейдерским захватом, это было просто выражением тезиса художника, сути того, чем художник должен заниматься. Художник должен заполнять мир своим искусством насколько хватает его таланта, энергии, сил, мастерства. Но в применении к Малевичу это носило просто какой-то космический характер! Он собирался заполнить весь мир своим искусством, и все, что мешало этому, уходило в сторону.

Митта рассказал об актерах, бюджете и съемках фильма «Шагал-Малевич»

— На какой стадии фильм?

— Фильм снят, черновой монтаж сделан. Мы втиснули материал в два часа, теперь надо выскоблить еще 10 минут для того, чтобы фильм стал максимально смотрибельным. Но, может, и оставим два. Сейчас форматы изменились, даже боевики выходят за 2 часа. Последняя серия Джеймса Бонда, например.

— Два с половиной часа почти.

— Нормально. Можем себе позволить вписаться в международный формат. Но мы не рвемся к этому. Я хочу сделать жесткий, динамичный, сюжетный фильм, который бы соединил две ветви моего творчества. За моей спиной есть артхаусные фильмы, посвященные серьезным проблемам и не претендующие на большую аудиторию, с этого я начинал. «Звонят, откройте дверь» — как бы детский фильм, но на самом деле он никакой не детский, а серьезный фильм о том, как в человеке формируется мировоззрение.

— А «Гори, гори, моя звезда»?

— Да, вроде как полукомедия, полутрагедия. Но, в общем, это размышление о сложности художников. Такой апокриф того, что значит для художника быть художником революции, скажем так.

Кадр со съемок фильма "Шагал — Малевич"

А есть у меня и откровенно мейнстримовские картины: «Экипаж», «Граница. Таежный роман». Так что это будет, можно сказать, впервые, когда я в одном фильме соединил две ветви. Что получится, непонятно.

Но там есть напряженная любовная история и есть взаимоотношения художников. И самое главное, что там есть взаимоотношение художника с его учениками. Шагал своих учеников любит, заботится о них, вытаскивает из душевного кризиса, они для него, как дети. А для Малевича - это армия последователей, которые должны продвигать вперед его идеи и не забивать себе голову ничем другим. И то, и другое - это форма взаимоотношений мастера с учениками. Казалось бы, люди должны любить нежно, как отца родного, Шагала, но ничего подобного! Они поражены новой идеей, ошеломлены ею и предают своего мастера, идут вслед за Малевичем. Потом, правда, одумываются, но это уже на последних минутах фильма. В общем, такая достаточно напряженная история получается.

— Вы больше все-таки рассчитываете на прокат или на фестивальные показы? И когда можно будет увидеть картину?

— Думаю, что фильм выйдет осенью, в октябре примерно. Мне кажется, что я смогу увлечь этим фильмом как минимум студенческую аудиторию. Когда в России говорят о молодежной аудитории, имеются в виду придурки от 15 до 25 лет, которым надо какую-то немыслимую тупость показать: как мужик в бабу превратился, а потом в детей или что-то в этом роде, какие проблемы у мальчика, когда он хочет девочку, на уровне животного представления. Но думающая молодежь тоже ходит в кино. Если я «окучу» студенческую аудиторию, то я буду считать, что по России задача выполнена. А что касается фестивалей, то фильм с названием «Шагал-Малевич» автоматически привлекает все фестивали, независимо от качества работы. На награды и премии мы не рассчитываем, но то, что найдем место где-то в графике показов, уже понятно. Они уже звонят, интересуются. Это просто свидетельство культурности фестивалей. А дальше можно деньги зарабатывать. Не подумайте, конечно, что я с таким расчетом фильм делал. На фестивалях много не заработаешь: это такое гетто в смысле взаимоотношения с публикой. Они сами смотрят, сами обсуждают, какую-нибудь «бронзулетку» дают в награду… А я их собрал достаточное количество, чтобы не рваться к следующим. А для таких фестивалей, как Канн, Венеция, у меня амбиций нет. Я думаю, что в этом фильме слишком много мейнстрима. Это мой фирменный знак, но как отнесутся к этому представители искусства с большой буквы «И»… В общем, я отношусь к этому спокойно.

— Кто у вас снялся в картине?

— В этом фильме есть хорошие артисты. Леонид Бичевин, сыгравший Шагала, - новая звезда, человек, у которого каждый спектакль в театре сопровождается истерическим восторгом девушек. Он уже герой - обаятельный, красивый, нежный, тревожный, думающий, сомневающийся, интеллигентный. И Анатолий Белый — наш Малевич - прекрасный актер, профессиональный, жесткий, яркий. Женскую роль играет Кристина Шнайдерман - практически дебютантка. Она закончила МГИМО по журналистике, умная, образованная, знает языки, учится в Англии актерскому мастерству. Профессиональная, крепкая, очень нежная, очень хорошо дебютирует. И очень много молодежи, на 80% дебютанты. Но для меня это привычно. Я восемь лет снимал детские картины, и тогда с чего начинали — с утра идешь по школам. Никаких кастинг-директоров тогда не было и в помине, сами набирали. Пол Москвы пропесочишь и наберешь себе ансамбль для картины.

— Вы открыли много актерских имен.

— В качестве звезд — Леночка Проклова и Витя Косых, этого уже даже достаточно. А просто по ансамблю «Точка, точка, запятая» — там каждый парень, каждая девочка могли быть звездами.

— Но, насколько я знаю, никто не стал актером.

— Да, я брал серьезных ребят. Если парень говорил, что актером быть не хочет никогда, это был большой плюс для него. В моем новом фильме тоже приятный актерский ансамбль. Плюс нам очень помогли в Витебске, на родине Шагала. Того Витебска уже нет, он был полностью разрушен войной и построен заново. Мы две улицы превратили в старые, нарушили работу всех кафе, ресторанов, но не заплатили ни копейки. Никакого отката, ничего. Нас очень поддерживала городская власть. Они хотят, чтобы фильм про Шагала был снят, он их гордость. И в итоге мы за небольшие деньги сняли серьезный постановочный фильм.

— Вы говорите про свои детские фильмы, почему, на Ваш взгляд, сейчас таких фильмов у нас нет?

— Все детские фильмы держались на стопроцентной поддержке государства. Мне посчастливилось начать работу в кино в тот момент, когда было объявлено, что государство поддерживает создание детских фильмов. Студия Горького переквалифицировалась на детские картины, а на «Мосфильме» возникла «Юность». Вот с первого дня этой «Юности» я там и работал. До этого у меня была картина «Полосатый рейс», которую я начинал в Питере вместе со своим товарищем Лешей Салтыковым. Его подхватил Фетин — молодой парень, наш ровесник и очень хорошую, кстати, снял картину. Мы переехали в Москву, потому что нас позвала «Юность», взяли за основу спектакль Центрального детского театра «Друг мой, Колька!», который поставил Анатолий Васильевич Эфрос. Так что у фильма была серьезная социальная основа этого спектакля. В пьесе уже зрело такое метафорическое отношение к детскому миру. Мы это еще усилили, и получился, в общем-то, фильм для тех времен очень неожиданный. Это была метафора того, как общество борется с инакомыслящим.

Сейчас нет таких картин, хотя людей, которые хотят делать детское кино очень много. Они так или иначе со мной соприкасаются, показывают сценарии, рабочие материалы или даже снятый фильм. Но нет возможности показывать. Непонятно, почему телевидение неохотно показывает детские картины. Вообще-то у российского кино к кинотеатрам большой вопрос стоит: что бы ты ни снял, всегда трудно показать. Кинотеатрами закуплены американские картины на весь год.

— Сейчас обсуждают как раз идею введения квот на показ российского кино.

— Это глупая идея. Слава богу, ее отвергли. Это очень неразумное предложение, поскольку единственное, что из нее могло вытекать, это повышение цен на билеты. Залы бы пустовали — нет картин. И не только это. Нет финансирования рекламы и пропаганды картины. На промо нет совершенно никаких денег! В то же время, когда появляется на экранах какая-то американская картина, тут же звезда у Урганта сидит, плакаты по всему городу, какой бы журнал ни открыл, уже за три месяца статьи про них. Это все стоит денег, а у нас их нет. Я, например, понимаю, что для того, чтобы показывать картину по России и сделать промо-тур, надо «вырубить» из жизни 4-5 месяцев, объездить большие города. Этим надо серьезно заниматься - общаться с телевидением, просить время, делать передачи. Но мы постараемся это сделать с минимальными затратами.

— Ваш фильм «Экипаж» был лидером по сборам, при этом никто не может придраться к качеству, а сейчас, как вы сказали, аудиторию кинотеатров развлекают низкопробные комедии. Почему так происходит? Аудитория изменилась?

— У кино четко сформулирован основной зрительский принцип, который был и раньше. Но раньше он был закрыт ложной идеей, что мы превращаем наших зрителей во что-то более высокое, художественное, меняем мировоззрение. Все это исходило из коммунистических идей: писатели - инженеры человеческих душ, режиссеры - то же самое, кино меняет зрителя, делает его чище, лучше и благороднее… Нет, принцип один — кино развлекает. И это очень хорошая, серьезная функция для художника. Развлекать и утешать.

Мой любимый художник - композитор Моцарт сказал, что искусство без утешения безнравственно. Вот эта нравственность искусства заключается в том, чтобы дать человеку утешение, возможность расширить свой кругозор, конечно, потому что он видит в кино то, что может и не увидеть в жизни. В общем, это серьезный долг художника - развлекать. Когда я в прежние времена с этим выступал, все махали руками и кричали: «Не смей говорить, это глупость, ты унижаешь достоинство художника, становишься каким-то развлекателем». Прошли годы, и, конечно, есть где-то в небе Тарковский, но есть также художники, которые вышли на первый план, — Гайдай, Рязанов. Они главные, те, кто давал людям утешение и развлечение. И никуда от этого не деться.

— Но сегодня-то нет фильмов уровня Гайдая и Рязанова. Что изменилось: время, зрители, кинематографисты, страна?

— Таланты - редкие гости. Для того, чтобы развивались таланты, нужен размах. Мы знаем по рассказам, как возникала американская индустрия, как знаменитые американские продюсеры собирали огромные бюджеты для картин, как они по 5-6 раз переснимали ключевые сцены, меняли по 2-3 раза лучших в мире режиссеров, чтобы создать «Унесенные ветром». Они понимали, что картина - на весь мир, и то, что они делают, им вернется. Когда мы делаем, мы понимаем, что все, картина кончилась, она нигде не будет показана, она не вернет продюсеру никаких денег. Все, что он может заработать, он зарабатывает в течение картины, то есть у себя же ворует деньги. А как он может по-другому? Никак. Ему ведь тоже надо жить, развивать свое дело. У российского кино принципиально нет выхода к зрителю.

— Как-то можно эту ситуацию, на Ваш взгляд, изменить?

— Если будут вкладывать в промоушн картин серьезные деньги, на уровне американцев. У них вдвое больше бюджета тратится на продвижение картины, а у нас вообще нисколько. Государство отписывается от этого. Без связи со зрителем картины нет.

— У вас своя киношкола, есть ли среди Ваших учеников настоящие таланты?

— Ну, школа моя скорее виртуальная. А вообще талантливые люди есть. Они растут, поднимаются, продюсеры к ним присматриваются, талант их развивается. Сигарев получает деньги на картины, хотя он жесткий, мрачный, отчаянный художник, но глубокий. И Мизгирев получает возможность работать серьезно с продюсером, прекрасный художник, прекрасно организованный человек. Да и много сериалов очень хороших. Я вообще считаю, что много важного и нужного идет сейчас через сериалы, и мы недооцениваем и талантов, которые работают в этой индустрии, и влияние сериалов на зрителей. Сериалы - это единственное, что сегодня осуществляет непрерывный контакт со зрителем. Через сериалы можно очень много важного по искусству рассказать. В Америке это уже поняли, и там сериальная идеология - ведущая. Самые талантливые писатели и режиссеры идут в сериалы. Там устойчивый контакт со зрителем, там платят серьезные деньги. Мне это напоминает первые годы существования европейского романа. Он же тоже начался с сериалов: «Три мушкетера» сериями печатались, и «Анну Каренину» печатали в журналах и ждали следующего номера. Поэтому я думаю, что сериалы сейчас встанут на ноги как часть искусства.

— А что из фильмов можете вспомнить недавних, которые вас потрясли?

— Я год работал над картиной, ничего не смотрел почти.

— Вы упомянули Василия Сигарева, Алексея Мизгирева. Еще в одном из интервью Вы называли своим любимым российским режиссером Балабанова.

— Ну, он называет меня своим учителем, а я его называю своим любимым режиссером. Он всегда был мастером, с первой картины. Он мастер и человек, у которого кино делало то, что надо. Оно создавало идеологию для молодежи, отвечало на духовные запросы. Как? Это уже его личное дело. Но взаимоотношения с духовной основой человека у кино должно происходить. И, на мой взгляд, точка зрения Балабанова неизмеримо более важная, чем вся эта болтовня по поводу франшиз, как там мужик превращается в бабу, а баба в детей. Это чистая развлекуха, и на этом поле мы докатились до откровенного уродства. «Гитлер капут!», например, и подобные - это просто фильмы-уроды!

— Вообще в кино еще верите? Будете еще снимать?

— Конечно, я сейчас сценарий пишу.

— О чем?

— Очень скромная история. У меня идея — снять картину, которая по максимуму бы растормошила зрительские эмоции. Это комедийная мелодрама: чтобы люди плакали и смеялись, плакали и смеялись. Зритель это любит. Я думаю, это то, на что можно позвать в кино. «Что за картина?» — будут спрашивать люди. «Хорошая картина. Я плакал и смеялся». Вот если будет такой ответ, то значит все сделано правильно.